Крупный предприниматель встретил однокурсника. Тот еще в юности был головастым, пошел в науку, преуспел. Но научное преуспевание денег не давало. Тогда ученый решил заняться бизнесом. Прикинул прикладную сферу своих научных знаний и изобрел некое химическое соединение, которое у него стали бочками покупать. За хорошие деньги. При минимальной себестоимости.

– А где офис снимаешь? – спросил крупный предприниматель у более мелкого (только с точки зрения бизнеса, естественно) коллеги.

Коллега замялся.

– Да вот, понимаешь, под офис комнатенку нашли прям в нашем институте

– Слушай, давай тебе найдем помещение поприличнее, – и крупный тут же начал листать свою записную книжку.

– Нет, – почти испугался ученый-предприниматель, – что ты.

И раскрыл страшную коммерческую тайну. В их НИИ есть не только офисные помещения, которые снимают все кому не лень, но и лаборатории. Так вот в такой лаборатории на совершенно приличном, хотя еще и советском оборудовании ученый-рационализатор изготавливает свое химическое соединение. Купить новую установку – почти миллион долларов. А тут аренда символическая – что-то директору института и бутылку водки рабочим.

Крупный предприниматель немного удивился. Масштабы его бизнеса не позволяли ему ранее замечать диагностических центров; сидящих на территории больниц; производственных предприятий, которые живут симбиозом с каким-то угасающим гигантом социндустрии; станков, которые значатся еще на чьем-то балансе, но работают в частном бизнесе…

Ничего аморального в этой ситуации нет. Если бы станки не были тихо уведены из родного цеха, они давно бы заржавели. Если бы в лаборатории не варили что-то, имеющее рыночную ценность, ее давно бы демонтировали. На самом деле, кроме официальной приватизации, которая до сих пор вызывает жаркие споры, тихо и без участия Чубайса, прошла еще одна. Мне вот этих станков и лабораторий совсем не жаль. Пусть у них будет настоящий хозяин. Жаль, что хозяев меньше, чем хотелось бы.

Татьяна Тибурская