Ирина Решетник, к.ю.н., доцент кафедры гражданского права и процесса Пермского государственного университета:
Свидетельством важности участия России в международном сотрудничестве в области лизинговой деятельности стало принятие в 1998 году Федерального закона "О присоединении Российской Федерации к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге".
В современных условиях курс на такое сотрудничество вполне очевиден. С развитием международных коммерческих связей существенно возрастает роль соответствующей договорной работы. В этой связи особую актуальность приобретает анализ принципиальных черт
договора международного финансового лизинга, отраженных в Оттавской Конвенции о международном финансовом лизинге (Convention on International Financial Leasing) 1988 года.
Исследование данного свода унифицированных правил позволяет указать, что его авторы исходили из признания финансового лизинга самостоятельным правовым институтом, трехсторонней сделкой sui generis. Это проявилось, в частности, и в сформулированном положении преамбулы о том, что "правовые нормы, регулирующие традиционный договор аренды, нуждаются в адаптации к самостоятельным трехсторонним отношениям, возникающим из сделки финансового лизинга". Следует отметить, что необходимость адаптации (приспособления) норм об аренде означает прежде всего невозможность осуществления с их помощью адекватной регламентации отношений, складывающихся при лизинге, без определенных изменений указанных норм. Попытки вписать нормы об аренде в контекст лизинговых отношений рано или поздно должны привести к осознанию того, что новые нормы, соответствующие природе лизинга, его характеристическим особенностям, будут в большинстве случаев представлять собой скорее исключение из правил, установленных в отношении сделок арендного типа.
Выделение самостоятельного характера трехсторонних отношений при лизинге - также аргумент в пользу тезиса об особой, отличной от аренды, юридической природе финансового лизинга, что становится еще более наглядным при изучении текста Конвенции на английском языке.
Так, характеризующая лизинг соответствующая фраза из преамбулы "distinctive triangular relationship"1 (с учетом значений термина distinctive2 - отличительный; особый), переведенная как "особые трехсторонние отношения",
в сравнении с ее аналогом, зафиксированным в тексте Конвенции на русском языке, - "самостоятельные трехсторонние отношения" - представляется достаточным обоснованием выдвинутого тезиса. Вследствие вышеизложенного кажется допустимым для обозначения сторон договора лизинга использовать термины лизингодатель и лизингополучатель (приводимые в английском варианте как the lessor и the lessee) в отличие от текста Конвенции на русском языке, где, следуя терминологии Гражданского кодекса РФ, его участники именуются арендодатель и арендатор.
Согласно п.1 ст.1, определяющей понятие настоящего договора, Конвенция регулирует сделки финансового лизинга, в которых одна сторона (лизингодатель):
а) заключает по спецификации другой стороны (лизингополучателя) договор (договор поставки) с третьей стороной (поставщиком), в соответствии с которым лизингодатель приобретает комплектное оборудование, средства производства или иное оборудование на условиях, одобренных лизингополучателем в той мере, в которой они затрагивают его интересы, и б) заключает договор (договор лизинга) с лизингополучателем, предоставляя ему право использовать оборудование взамен на выплату периодических платежей.
В п.2 ст.1 перечисляются три характеристики, присущие сделке финансового лизинга, имеющие существенное значение при решении вопросов возложения ответственности, а также распределения обязанностей между участниками. К их числу отнесены следующие:
а) лизингополучатель определяет оборудование и выбирает поставщика, не полагаясь в первую очередь на опыт и суждение лизингодателя;
б) оборудование приобретается лизингодателем в связи с договором лизинга, который, и поставщик осведомлен об этом, заключен или должен быть заключен между лизингодателем и лизингополучателем;
в) периодические платежи, подлежащие выплате по договору лизинга, рассчитываются, в частности, с учетом амортизации всей или существенной части стоимости оборудования.
П. 4 ст. 1 Конвенции относит к предмету договора лизинга любое оборудование, за исключением того, которое должно быть использовано в основном для личных, семейных или домашних целей лизингополучателя.
Итак, анализ приведенных норм позволяет констатировать следующее: во-первых, положения настоящей Конвенции регулируют лишь сделки финансового лизинга, оставляя за пределами сферы своего применения оперативный лизинг, что особо явствует из содержания абз.в) п.2, установившего зависимость между расчетом периодических платежей и амортизацией всей или существенной части стоимости оборудования, а также, в некоторой степени,- п.4, в частности, в связи с возможностью использования в ряде случаев конструкции договора проката для регламентации отношений оперативного лизинга. Во-вторых, определение сделок финансового лизинга (п.1 ст.1) закрепляет их трехсторонний характер.
В-третьих, признана неразрывная связь двух договоров, единство которых рождает сделку финансового лизинга. Причем главная роль в данной системе отношений отведена договору лизинга. Именно с содержанием этого договора связаны и из него проистекают все существенные условия договора поставки.
В-четвертых, активную позицию в данной сделке занимает лизингополучатель, который определяет необходимое оборудование и указывает его поставщика, влияет на согласование иных условий договора поставки в той мере, в которой они затрагивают его интересы. Функции же лизингодателя сведены преимущественно к финансированию. В-пятых, согласно абз. б) п.2 поставщик должен быть осведомлен о намерениях лизингодателя предоставить оборудование лизингополучателю на условиях договора лизинга, в связи с которым это имущество и приобретается лизингодателем. В-шестых, оборудование может быть приобретено последним как до, так и непосредственно после заключения договора лизинга, иными словами, в Конвенции отсутствует жесткий ограничительный алгоритм действий сторон при совершении сделки финансового лизинга. В-седьмых, в соответствии с п. 4 ст.1 оборудование предоставляется лизингополучателю для целей, не связанных с личным, семейным, домашним использованием, то есть предназначено для использования его в производственной, торговой или иной профессиональной деятельности лизингополучателя, ибо иное означает нераспространение действия Конвенции на подобного рода сделки. В данном случае речь идет об установленном п.4 ст. 1 исключении из сферы действия Конвенции по признаку "цель использования" лизингового имущества, что подчеркивает и направленность института
в целом.
Специфика договорной модели, закрепленной в Конвенции, непосредственное свое отражение находит также в ее нормах, содержащих конкретизацию основных прав и обязанностей субъектов лизинга. В связи с этим не вызывает сомнений концептуальная значимость норм п.1 ст.8 Конвенции. Диспозитивная норма абз.а) п.1 ст.8 закрепила положение о том, что лизингодатель освобождается от всякой ответственности перед лизингополучателем в отношении оборудования. Настоящее правило демонстрирует последовательный характер и завершенность в этом смысле конструкции сделки финансового лизинга в целом. Данная норма развивает положение абз.а) п.2 ст.1 о том, что лизингополучатель определяет оборудование и выбирает поставщика, не полагаясь в первую очередь на опыт и суждение лизингодателя. Последний, таким образом, являясь юридическим собственником лизингового имущества и осуществив финансирование его приобретения, не принимает участия в выборе поставщика и определении имущества, в котором нуждается лизингополучатель. Возложение в таком случае на лизингодателя ответственности было бы несправедливым и не соответствующим логике построения упомянутой конструкции в Конвенции. Поэтому объяснимым является исключение из общего правила об освобождении лизингодателя от ответственности. Итак, ответственность последнего перед лизингополучателем в отношении лизингового имущества не исключается в случаях, когда лизингополучателю причинены убытки вследствие того, что он полагался на опыт и суждение лизингодателя, и вследствие вмешательства последнего в выбор поставщика или спецификаций оборудования (абз.а) п.1 ст.8). Освобождается лизингодатель и от ответственности в отношении третьих лиц в случае причинения оборудованием вреда их жизни, здоровью или имуществу (абз.б) п.1 ст.8). Хотя важно при этом подчеркнуть, что речь об освобождении лизингодателя от ответственности перед лизингополучателем, третьими лицами может идти лишь применительно к его роли как лизингодателя. Выступая в каком-либо ином качестве (в качестве собственника, к примеру), он несет ответственность перед указанными субъектами на общих основаниях (абз. в) п.1 ст.8).
Положения п.1 ст.8 конкретизированы в п.1 ст.10, уточняющем, что обязанности поставщика по договору поставки распространяются и в отношении лизингополучателя, как если бы последний являлся стороной такого договора, а оборудование поставлялось непосредственно ему. Таким образом, требования, вытекающие из договора поставки, могут быть предъявлены лизингополучателем, не являющимся его стороной, непосредственно поставщику. Данная норма, подчеркивающая своеобразие лизинговых отношений, созвучна правилу абз.б) п.2 ст.1 об обязательном уведомлении поставщика о том, что имущество приобретается специально для предоставления его на условиях договора лизинга определенному лизингополучателю.
Очевидно, что формулировка п.1 ст.10 Конвенции нуждается в дополнительном пояснении, прежде всего, двух важных аспектов, что и было сделано авторами Конвенции в ст.10. Во-первых, п.1 ст.10 не исключил возможность предъявления поставщику подобного рода требований и стороной договора поставки - лизингодателем, что, в свою очередь, не исключает возможности предъявления одного и того же требования к поставщику двумя лицами одновременно. Конвенция, учитывая последствия такой ситуации, исходит из того, что поставщик не несет ответственности одновременно перед лизингодателем и лизингополучателем за один и тот же ущерб (п.1 ст.10), воплощая в данной норме тем самым один из ключевых принципов юридической ответственности. Во-вторых, так как по смыслу п.1 ст.10 статус лизингополучателя приравнивается к статусу стороны договора поставки и, соответственно, последний наделяется в отношении поставщика рядом правомочий, корреспондирующих обязанностям данного контрагента, закономерной кажется постановка вопроса о границах осуществления лизингополучателем таких правомочий. Ведь абсолютное тождество объема прав лизингополучателя и лизингодателя в вышеизложенном качестве, вероятно, привело бы к умалению роли последнего как стороны договора поставки. Думается, что оптимальное решение было найдено и сформулировано в п.2 ст.10, который, не отступая, как представляется, от цели поддержания справедливого равновесия интересов различных сторон сделки и учитывая при этом специфику имущественных отношений, складывающихся при лизинге, предусмотрел, что лизингополучатель не вправе расторгнуть договор поставки без согласия лизингодателя.
В полной мере соответствует указанным целям и самостоятельное требование о недопустимости нарушений прав лизингополучателя, вытекающих из договора поставки, путем внесения изменения в любое условие этого договора, одобренное предварительно лизингополучателем, если только он не дал согласия на такое изменение (ст.11). Не случайно в определении сделки финансового лизинга указано, что имущество приобретается лизингодателем на условиях, одобренных лизингополучателем в той мере, в которой они затрагивают его интересы (абз.а) п.1 ст.1). Следовательно, отмеченное позволяет сделать вывод о том, что всякое затрагивающее интересы лизингополучателя изменение условий договора поставки, будучи им одобренным, считается правомерным.
К числу традиционных обязанностей лизингополучателя относятся обязанности, связанные с использованием лизингового имущества и его возвратом по истечении срока договора, которые зафиксированы в ст.9 Конвенции. Здесь указывается на необходимость проявления "надлежащей заботы" в отношении оборудования, использования его "разумным образом", поддержания и возврата в состоянии, в котором имущество было предоставлено лизингополучателю, с учетом нормального износа и тех изменений, которые были согласованы сторонами.
Одним из важных аспектов, требующих проработки в ходе согласования условий договора, является условие о возможности выкупа лизингополучателем объекта лизинга. Следует отметить, что оценка природы опциона на покупку имущества лизингополучателем по истечении либо до истечения срока договора относится к категории вопросов, подход к которым в различных национальных законодательствах является подчас диаметрально противоположным. Так, например, законодательства Франции, Бельгии, Италии исходят из того, что опцион на покупку - это один из обязательных элементов договора лизинга.
В Англии же наличие в договоре этого условия свидетельствует о том, что речь идет не о лизинге, а о договоре аренды-продажи.
В России наличие или отсутствие опциона на покупку не влияет на сущность и характеристику отношений, складывающихся при лизинге. Изложенное на примере частного случая объясняет серьезность задач, решаемых Конвенцией. Выработка взаимоприемлемой позиции воплотилась в п.3 ст.1, предусматривающем, что Конвенция применяется независимо от того, есть ли у лизингополучателя, либо приобретет он или нет впоследствии право купить оборудование или продолжить пользоваться им на условиях аренды в последующий период, и независимо от того, уплачиваются или нет номинальная цена или периодические платежи. Обратим внимание на неточность перевода фразы "...or to hold it on lease for a further period...", содержащейся в п.3 ст.1 текста Конвенции на английском языке и звучащей в официальном тексте Конвенции на русском языке как "... или продолжить пользоваться им на условиях лизинга в последующий период..." Представляется, что подобная терминологическая замена недопустима. В английском языке для обозначения понятий лизинг и аренда существуют два отдельных термина, соответственно - "leasing" и "lease". Это же находит подтверждение и в тексте Конвенции на английском языке, где понятие лизинг обозначено английскими терминами "financial leasing transaction", "leasing agreement"(сделка финансового лизинга, договор лизинга), применительно к аренде же употреблен термин "lease". Важно подчеркнуть, что речь идет о терминологической замене, чреватой серьезной юридической погрешностью. Отношения, возобновляемые сторонами договора лизинга по истечении его срока, было бы ошибочным считать лизинговыми, так как они не соответствуют понятию лизинга, предусмотренному п.1 ст.1 Конвенции, а также основным чертам, характеризующим эту сделку. Поскольку возобновляемые отношения представляют собой предоставление одним лицом имущества для временного использования другому лицу за плату, их следует именовать арендными, а договор, опосредующий эти отношения, - договором аренды. Кроме того, использование в тексте Конвенции на английском языке терминов "leasing" и "lease" обособленно - еще одно доказательство самостоятельности существования понятий, обозначенных этими терминами, различия их юридической природы.
Вопросы ответственности сторон договора лизинга за нарушение своих договорных обязательств, их права в случае таких нарушений со стороны контрагентов, достаточно детально прописываемые обычно в соглашениях, нашли отражение и в Конвенции. Последствия неисполнения, а также ненадлежащего исполнения договора лизингодателем и лизингополучателем регламентируются соответственно ст.ст.12, 13 Конвенции.
П.1 ст.12 упоминает о трех нарушениях договора лизингодателем:
1) оборудование не поставлено лизингополучателю;
2) поставлено с просрочкой;
3) имущество не соответствует условиям договора поставки.
Следует отметить, что в первом случае речь идет о неисполнении, в последних двух - ненадлежащем исполнении договора. Последствие любого из приведенных нарушений выражается в праве лизингополучателя отказаться от оборудования либо расторгнуть договор лизинга (абз.а) п.1 ст.12). Если лизингополучателю поставлено оборудование, не соответствующее условиям договора поставки, то лизингодатель имеет право исправить свое ненадлежащее исполнение, предложив оборудование, соответствующее договору, как если бы лизингополучатель дал согласие купить его у лизингодателя на тех же условиях, что и в договоре поставки (абз. б) п.1 ст.12).
В случаях, когда лизингополучатель решит воспользоваться правом расторжения договора лизинга, он согласно п.4 ст.12 вправе требовать возврата периодических платежей, иных сумм, выплаченных лизингодателю авансом. За последним при этом остается право вычесть из упомянутых сумм разумную стоимость тех выгод, которые лизингополучатель извлек из оборудования.
П. 3 ст.12 предусмотрел право лизингополучателя приостановить выплату лизинговых платежей до тех пор, пока лизингодатель не предоставит оборудование, соответствующее договору поставки, либо пока лизингополучатель не утратит право на отказ от оборудования.
Ст.13 Конвенции, регулирующая вопросы ответственности лизингополучателя за нарушение договора лизинга, в п.2 выделяет особо случаи существенного нарушения, в то время как в п.1 затрагивает нарушения договора вообще, которые, вероятно, в сравнении с первыми, можно условно обозначить как "несущественные". Хотя ст.13 не содержит определений этих понятий, характеризующих их признаков, совершенно очевидно, что понятия существенного и "несущественного" нарушения договора разграничиваются, что проявляется в различии правовых последствий каждого из этих случаев. Итак, последствием "несущественного" нарушения договора лизингополучателем является право лизингодателя требовать выплаты причитающихся ему (невыплаченных) периодических платежей с начислением процентов и возмещения убытков (п.1 ст.13).
Более серьезные правовые последствия предусмотрены в п.2 ст.13, если нарушения лизингополучателя существенны. При этом лизингодатель вправе также потребовать досрочной выплаты сумм будущих периодических платежей (если это предусмотрено договором лизинга) либо может расторгнуть договор. Однако согласно п.5 ст.13 ни одно из упомянутых в п.2 ст.13 прав лизингодатель не может реализовать, не предоставив лизингополучателю разумную возможность устранить допущенные им нарушения, насколько это возможно, посредством специального уведомления.
В этой связи необходимо отметить, что содержание п.5 ст.13 не дает ответа на вопрос об условиях, при наличии которых права лизингодателя, сформулированные в п.2, все же могут быть реализованы, что, думается, следует отнести к недостаткам данной статьи. Указания на конкретные сроки или определенные действия/бездействие лизингополучателя после получения им уведомления лизингодателя способствовали бы, несомненно, устранению неопределенности настоящей ситуации, которая, таким образом, должна быть устранена путем тщательной проработки соответствующих моментов в соглашении сторон.
Воспользовавшись правом на расторжение договора лизинга в случае его существенного нарушения контрагентом, лизингодатель может, во-первых, восстановить владение оборудованием и, во-вторых, потребовать возмещения убытков в таких суммах, которые поставили бы его в положение, в котором бы он оказался при надлежащем исполнении договора лизингополучателем.
Если речь заходит относительно требования лизингодателя о возмещении ему причиненных нарушением договорных обязательств убытков, то важно учесть, что последний не вправе предъявлять данное требование в той степени, в которой он не принял все разумные меры для их уменьшения (п.6 ст.13).
Вследствие включения в ст.13 Конвенции целого ряда понятий ярко выраженного оценочного характера, нуждающихся в определении (например, "существенное" нарушение договора - п.2; "разумная возможность" устранения нарушения - п.5; устранение нарушения, "насколько это возможно" - п.5; "разумные меры", предпринятые для уменьшения убытков - п.6), представляется не просто целесообразным, но и необходимым уточнение их в договорах лизинга. В этих же целях следует обратить внимание на положение абз. а) п.3 ст.13, используя его как приемлемую в некоторых случаях рекомендацию. Абз.а) п.3 ст.13 предусматривает, что в договоре лизинга может быть установлен порядок исчисления убытков, подлежащих возмещению, после расторжения лизингодателем договора в случае его существенного нарушения лизингополучателем. Создаваемая таким образом в соглашении детальная регламентация различных аспектов взаимоотношений сторон не только способствовала бы установлению нормальных экономических отношений контрагентов, но и в значительной степени препятствовала бы возникновению между ними многих спорных ситуаций.
1Текст на англ. языке см.: Studies in transnational economic law. Kluwer Law and Taxation Pablishers, Deventer/The Netherlands. 1989
(The law of international trade finance edited
by Norbert Horn. Volume 6). P.P. 685-694.
2The Oxford English - Russian Dictionary. Oxford University Press. 1984. P. 776