- Недавно по телевидению прошел телесериал по вашему роману "Казус Кукоцкого". Вы довольны постановкой?
- В целом довольна. Думала, будет хуже. Есть незначительные замечания, но не это главное. Когда писатель отдает свое детище на экранизацию, он заранее должен знать, что в результате будет получено совершенно иное произведение. А как же иначе, ведь аудитория романа и телесериала - совершенно разная. Потери от перевода на другой язык неизбежны. Режиссер сериала оказался честным художником: он не шел на компромиссы, ни в чем не схалтурил и сработал на сто процентов в меру своих возможностей. Моя задача была - ему не помешать.
- При всем том телевидение пропагандируют ваше имя…
- Вот уж не думала, когда начинала, что мои книги будут так востребованы. Было ощущение, что я пишу исключительно для моих друзей - представителей средней интеллигенции. И вначале так и было. Первый тираж не разошелся - я его выкупала на свои деньги. Постепенно оказалось, что меня читают и молодые друзья моих друзей, и лифтерши.
- А как вы стали писательницей?
- Я генетик по образованию и не собиралась менять профессию, если бы не завихрения советской жизни. В 70-е годы нашу научную лабораторию, где я с увлечением работала, закрыли за перепечатку, хранение и распространение самиздатовской литературы. К сотрудникам отнеслись гуманно: выгнать выгнали, но не посадили, хотя статья соответствующая была. К науке я больше не вернулась, откуда по своей воле никогда бы не ушла.
- Наверняка у вас были способности к литературному творчеству.
- Да, я человек пишущий. С раннего возраста - письма, записочки, дневнички - это было. Но только обстоятельства заставили меня относиться к такой несерьезной деятельности как к работе. Этому способствовало неожиданное экстравагантное приглашение от одного из театров стать завлитом - заведующим литературной частью. Я подбирала репертуар, обложившись драматической литературой, вела переговоры с авторами пьес, делала звонки, писала письма в инстанции и т.д. и т.п. После трех лет работы я уже так освоила профессию, что могла идти хоть в завлиты Большого театра. Но на госслужбу мне идти не хотелось и я занялась собственным творчеством, так или иначе связанным с театром: инсценировки для радио, телевидения, сценарии мультфильмов… Так и пошло.
- И когда же произошел прорыв?
- В конце 80-х я послала первые пять своих рассказов в пять толстых журналов. И получила пять своих первых отказов. Я считаю себя в литературе "человеком с улицы".
- Что это значит?
- В жизни я не купила ни одного цветка, ни одной коробки конфет ни для одной секретарши редакций или издательств. Все как-то случилось само собой.
- А именно?
- Первая книга "Бедные родственники" вышла на французском языке, как говорят, "самотеком". Я дала рукопись почитать своей подруге, которая жила во Франции. Та показала ее своей подруге - ей мои вещи тоже понравились и она перевела их на французский и предложила в одно издательство. Две рецензии на рукопись были положительными, и в итоге моя первая книга вышла в Париже. Потом, не спеша, появилась и на русском языке. И тоже без особого успеха. Поэтому меня удивила французская премия Медичи, полученная в 1996 году за "Сонечку" по номинации "Лучший переводной роман".
- Итак, "Ветер дул с Запада"...
- Да, успех сопутствовал моим книгам сначала во Франции и Германии, а потом меня стали печатать и читать уже в России.
- Вы все же получили признание и на родине, о чем свидетельствует российская Букеровская премия.
- Когда мне надо было ехать ее получать, у меня была температура 39. Но я не хотела ехать и по другим причинам. В каждом конкурсе всегда и везде есть своя игра, какие-то интриги. Поэтому для меня гораздо более почетно быть в списке номинантов, чем победить. Ведь победа может быть случайной, как в спорте: более сильный может споткнуться (или заболеть) и уступить первенство более слабому. Вот почему мне доставляет больше радости то, что с тремя разными книжками я была в числе соискателей на Букера.
- Вы ощущаете в себе миссию "сеять разумное, доброе, вечное"?
- К своей профессии я отношусь без особого пафоса. Стараться быть "властителем дум" - это сильно российская традиция, идущая с 19-го века. Считалось, что писатель может изменить в жизни больше, чем правительство, само государство. Конечно, моральный авторитет у профессии очень высок. Но не всем эта "ноша" по плечу. Притом - хотим мы этого или нет - глобализация идет. Все и вся структурируется, получает свою "нишу", свою "сферу" во всемирном "товарообороте". У писателей среди других профессий тоже своя "зона".
- Выходит, писательство можно назвать разновидностью бизнеса, производящим определенный продукт на продажу?
- Да, конечно. Это широко не обсуждается, но всегда подразумевается. Весь вопрос сегодня в том, чего ты хочешь от своей деятельности. Возьмем проект Акунина. Он произвел "товар" определенного уровня. Сделал его культурно, профессионально. Он никого не обманул. И покупатель доволен его продукцией. И к Донцовой я отношусь нормально. Читать, правда, я ее не могу. Но и на ее продукцию есть покупатель. Она обслуживает эту "зону", делает свой дело, свой бизнес.
- Сейчас в интернете можно прочитать любой ваш роман "мимо кассы". Вас это не смущает?
- Никак! Ну пусть кто-то и способен прочитать мою книжку в 400 страниц на экране своего компьютера. Пусть. У меня нет ощущения, что меня ограбили, что я теряю читателей. И я никогда не стану поручать моему литературному агенту кого-то за это преследовать.
- Недавно в "Литературной газете" была опубликована статья с критикой вашего творчества. Вы согласны с ней?
- Я не против критики. Хорошая критика гораздо полезнее, чем восторженные дифирамбы. Но в данном случае мне показалось, что это "заказ". Причем, выполненный не очень профессионально.
- Например?
- Автор цитирует мои произведения, взятые с первых страниц моих книг. Для людей понимающих это о многом говорит. Я знаю, что в литературе есть свои группировки, свои компании. Они ведут между собой свои игры. Но я, как уже говорила, "человек с улицы", и даже не была членом ни одного союза писателей. Нет, меня эта публикация не огорчила.
Вел беседу Владимир КРАСОВСКИЙ.